[Суперхрюша]

Господа эксперты, теперь у меня идиотский, теоретический вопрос по порнографии. Но в первую очередь лингвистический. Не знаю, есть ли здесь лингвисты в погонах. Но и ко всем людям ....незамутненного разума тоже.
А может, это и не столько лингвистический, сколько уже даже собственно правовой вопрос.
Смотрите, вроде как под порнографией законодатель понимает у нас также всякие перверсии. Тогда на самом деле почему же описание труположества, каннибализма и БДСМ-манипуляций не считаются порнографией?
Такое создается ощущение, что господа лингвисты, кои остепененные, но сугубо штатские, сознательно сузили проблему лишь до того, что обсценная лексика и непосредственно описание контакта гениталий является порнографией.
Не слишком ли все упрощено и просто?
Кстати, оказалось, что ровно по этой же теме ...нет согласия и между сексологом (который сексолог - психиатр) и просто психиатром. Как бы, даж по узенькому курсу "Криминальной сексопатологии" связь БДСМ-действий и каннибализма с собственно, проявлениями половой жизни очевидна, а ...с точки зрения прогрессивной современной психиатрии - нет. Что дает огромную свободу прогрессивным современным творцам. Вот, и сидим в результате....в глубоком дискурсе. На самом деле мне было бы интересно услышать мнение...просто нормальных людей, ибо как мыслят критики литературные, особливо за гонорар, мне объяснять не надо. Я то же могу написать и эссе, и статью:)).
Но вот, к примеру,
Ольга с Сережей перевернули труп мужчины, расстегнули и спустили с него штаны, спустили трусы.
– Сережа! – Ребров оттянул крайнюю плоть на члене, отстриг головку и быстро вложил в рот наклонившемуся Сереже. Сережа стал сосать головку, осторожно перекатывая ее во рту. Ольга вытерла ему губы платком.[цитата из...нашумевшего произведения].
И еще оттуда:
Ну вот, – пробормотал старик, и вдруг отбросив палку и авоську, опустился перед Олегом на колено, неловко оттопырив протез. Его руки схватили руки Олега:

– Олег! Милый, послушай меня… я старый несчастный человек, инвалид войны и труда… милый… у меня радостей-то хлеб, да маргарин… Олег, миленький мой мальчик, прошу тебя, позволь мне пососать у тебя, милый, позволь, Христа ради!

Олег попятился к двери, но старик цепко держал его руки:

– Миленький, миленький, тебе так хорошо будет, так нежно… ты сразу поймешь… и научишься, и с девочками тогда сразу легче будет, позволь, милый, немного, я тебе сразу… и вот я тебе десятку дам, вот, десятку!

Скажите мне, почему это нельзя категорически трактовать формально, как порнографию?? Разве к скрытому за сем смыслу, что все абсурдно и уродливо, мы не через восприятие совершенно конкретно описанных вещей продвигаемся??
Извините, если излишне эмоционально. Заранее спасибо всем, кто ответит - и как юрист, и как человек:)), и может быть, как лингвист.